суббота, 9 декабря 2017 г.

Леонид Млечин: Вождь не собирается умирать


23 января 1924 года тело умершего Ленина положили в гроб. На руках гроб вынесли из дома в Горках, где в бывшем имении московского градоначальника он провел последние годы, и доставили на станцию Герасимово. Спецпоезд прибыл в Москву на Павелецкий вокзал.
 Отсюда — и тоже на руках — тело донесли до Колонного зала Дома Союзов. 27 января гроб отнесли на Красную площадь. 

Пока шло прощание с Лениным, советские руководители поспешно отказывались от его наследства. 30 января 1924 года комиссия по организации похорон вождя рассмотрела вопрос «О запрещении тов. Дзержинским распространения «Завещания Ленина». 

Комиссия горячо одобрила решение главного чекиста: «Запрещение подтвердить». Партийные чиновники публично клялись в верности усопшему, но его воля, выраженная им столь ясно и недвусмысленно, уже ничего для них не значила. 

Завещание вождя 

Политическим завещанием первого руководителя Советской России принято считать его знаменитое «Письмо к съезду», которое он начал диктовать 23 декабря 1922 года. Но Ленин не оставлял завещаний! 

«Письмо к съезду», где речь шла о важнейших кадровых делах, он адресовал очередному, ХII съезду партии, состоявшемуся при его жизни. Как и всякий человек, он не верил в скорую смерть, надеялся выздороветь и вернуться к работе. 
«Письмо к съезду», как его ни толкуй, содержит только одно прямое указание: снять Сталина с должности генсека. Остальных менять не надо. Но получилось совсем не так, как желал Владимир Ильич. Сталин — единственный, кто остался на своем месте. Всех остальных он со временем уничтожил. 

А само письмо Ленина стали считать «троцкистским документом», чуть ли не фальшивкой. Это характерная черта советской системы — желания вождя исполняются, лишь пока он жив и в Кремле. Поэтому нелепы разговоры о наследниках и преемниках. 

Советские вожди наследников себе не готовили. Прежде всего никто не собирался умирать. Во-вторых, сознание собственной абсолютной власти и безудержные восхваления подданных подкрепляли уверенность вождя в собственном величии. Он — гигант, рядом — пигмеи. 

Начало этому положил Ленин. В «Письме к съезду» он перечислил недостатки руководителей партии, чтобы показать: ни один из них не годится в преемники… И огорченно разводил руками: ну кому из них доверишь страну? Некому! Приходится самому тащить тяжкий воз. Это укоренилось. 

Хрущев рассказывал, как Сталин рассуждал на этот счет: 

— Кого после меня назначим председателем Совета министров? Берию? Нет, он не русский, а грузин. Хрущева? Нет, он рабочий, нужно кого-нибудь поинтеллигентнее. Маленкова? Нет, он умет только ходить на чужом поводке. Кагановича? Нет, он не русский, а еврей. Молотова? Нет, он уже устарел, не потянет. Ворошилова? Нет, стар, и по масштабу слаб. Сабуров? Первухин? Эти годятся на вторые роли.

Упросили остаться 

Сталин ловко манипулировал своей гвардией, периодически пугая соратников отставкой. На первом, организационном пленуме ЦК после ХIХ съезда партии в октябре 1952 года Сталин сказал: 

— Я уже стар. Надо на отдых. Меня освободите от обязанностей и генерального секретаря ЦК, и председателя Совета министров. 

Но кто из членов ЦК рискнул бы сказать вождю: уходи? Страшно! Второй человек в партии Георгий Маленков поспешно спустился к трибуне: 

— Товарищи, мы должны все единогласно просить товарища Сталина, нашего вождя и учителя, быть и впредь генеральным секретарем. 

Началась овация и крики: «Просим остаться! Просим взять свою просьбу обратно!» 

Поднялся маршал Семен Тимошенко, бывший нарком обороны: 

— Товарищ Сталин, народ не поймет этого. Мы все, как один, избираем вас своим руководителем. Иного решения быть не может. 

Зал, стоя, аплодировал. Сталин долго смотрел в зал, потом махнул рукой: 

— Ну ладно, пусть будет Сталин. 

Упросили. Такие спектакли вожди устраивали всю жизнь, регулярно проверяя своих подручных. И все знали, как правильно отвечать. 

Однажды Брежнев сказал, что ему, наверное, пора на пенсию. 

«Что ты, Леня! Ты нам нужен, как знамя. За тобой идет народ. Ты должен остаться», — твердили члены политбюро, повторяя, что надо генеральному секретарю создать условия для работы, чтобы он больше отдыхал. 

И Брежнев великодушно согласился остаться. Это был, скорее, пробный шар. Он хотел посмотреть, кто поддержит идею насчет пенсии. Но в политбюро люди были опытные, тертые, никто промашки не допустил. 

Незадолго до смерти Константин Черненко позвонил министру иностранных дел Андрею Громыко: 

— Андрей Андреевич, чувствую себя плохо. Вот и думаю, не следует ли мне самому подать в отставку? Советуюсь с тобой… 

Громыко не хотел рисковать: 

— Не будет ли это форсированием событий, не отвечающим объективному положению? Ведь, насколько я знаю, врачи не настроены так пессимистично. 

— Значит, не спешить? — переспросил с надеждой в слабеющем голосе Константин Устинович. 

— Да! Спешить не надо, это было бы неоправданно. 

Очистить кадровое поле 

Советские вожди брали власть, не спрашивая избирателей, поэтому так страшно было выпустить ее из рук. Дал слабину, позволил кому-то рядом набрать политический вес — и лишился всего. Поэтому вожди неустанно очищали кадровое поле от возможных конкурентов и наследников. 

Многие годы имена Сталина и Молотова были неразделимы. Страна и мир воспринимали Молотова как ближайшего соратника и очевидного наследника вождя. Но Сталин не нуждался в наследнике! И сделал все, чтобы сокрушить репутацию Молотова: отобрал у него кресло председателя Совета министров, скомпрометировал, посадил его жену. Писатель Константин Симонов, близкий в ту пору к высшему руководству страны, понимал, что делает вождь: 

«Сталин бил по представлению о том, что Молотов — самый твердый, самый несгибаемый последователь Сталина. Бил предательски и целенаправленно, бил, вышибая из строя своих возможных преемников». 
Брежнев, заболев, наверняка лишился бы власти, если бы не успел очистить политический небосклон от вероятных соперников и недоброжелателей. Надежно обезопасил себя. Убрал всех, кто мог составить ему конкуренцию. Оставшиеся в политбюро были либо престарелыми людьми, либо понимали, что ни на что не могут претендовать. 

Иван Капитонов, многолетний секретарь ЦК по кадрам, чуть ли не в единственном после ухода на пенсию интервью сказал: «Я думаю, люди у власти мало меняются. Психология одна и та же — устранить того, кто метит на твое место…» 

Преемники и сменщики 

Когда в первые мартовские дни 1953 года врачи дали понять, что вождь безнадежен, его соратники пошли в сталинский кабинет в Кремле. Поговаривали, будто они искали черную тетрадь, куда вождь записал нечто важное — политическое завещание. 

Публика гадала, кого же прочит на свое место хозяин? Министр сельского хозяйства Иван Бенедиктов уверял, что вождь хотел передать дела Пантелеймону Пономаренко, недавнему руководителю Белоруссии: «Документ о назначении Пономаренко председателем Совета министров завизировали несколько членов политбюро, и только смерть Сталина помешала выполнению его воли». 

Но кроме самого Бенедиктова, никто не смог подтвердить желание Сталина сделать Пономаренко главой правительства. Документы такие не найдены. Да и не собирался Сталин уступать свое кресло. Или умирать… Поэтому и завещание не нашли. 

Но его воспитанники и не нуждались в советах, как делить наследство! Он еще дух не испустил, а они уже распределили должности. Маленков в последние сталинские годы держал в руках весь аппарат. Его и воспринимали как законного наследника. 

Но он проиграл борьбу за власть, и хозяином страны стал Хрущев. Считалось, что Никита Сергеевич, в свою очередь, передаст свое кресло Александру Шелепину, которого очень молодым сделал председателем КГБ, а потом секретарем ЦК. Дескать, поэтому предлагал Шелепину возглавить Ленинград. Работа руководителем крупнейшей Ленинградской области придала бы ему авторитета. 

По словам сына Хрущева, Никита Сергеевич говорил в домашнем кругу о Шелепине: «Жаль, а посидел бы несколько лет в Ленинграде, набил бы руку, и можно было бы его рекомендовать на место Козлова». 

Фрол Козлов был вторым секретарем ЦК, пока его не свалил удар. Так что Хрущев искал себе не преемника — даже отметив семидесятилетие, он был бодр и свеж. Ему нужен был надежный помощник, которому он бы перепоручил весь партийный аппарат страны. 

Разговоры о том, кого прочит себе в преемники Брежнев, продолжались многие годы. Президент Франции Валери Жискар д'Эстен рассказывал, что в октябре 1976 года польский руководитель Эдвард Герек откровенно поделился с ним: 

— Брежнев говорил со мной о своем преемнике. Хотя он еще достаточно здоров, но уже начинает подыскивать себе замену. Речь идет о Романове. 

Григорий Романов был первым секретарем ленинградского обкома. Через четыре года, в мае 1980-го, французский президент вновь встретился с Гереком в Варшаве. Герек вернулся к вопросу о преемнике Леонида Ильича: 

— Намерения изменились. Брежнев больше не прочит себе в преемники Романова. 

Одно время наследником считался член политбюро и секретарь ЦК по сельскому хозяйству Федор Кулаков — сравнительно молод, динамичен и целеустремлен. В феврале 1978 года получил золотую звезду Героя Социалистического Труда. А в реальности его позиции в политбюро не были такими уж сильными. Напротив, его постепенно стали оттеснять от власти. В июле 1978 года Кулаков скоропостижно скончался. 

Вероятным сменщиком Брежнева стали называть руководителя Белоруссии Петра Машерова. Говорили, что Леонид Ильич решил перевести Машерова в Москву и для начала поставить во главе правительства — вместо Косыгина. И когда первый секретарь ЦК компартии Белоруссии погиб в октябре 1980 года в автомобильной катастрофе под Минском, пошли разговоры о том, что он пал жертвой кремлевских интриг, подковерной борьбы, когда решалось, кому быть наследником Брежнева… 

А в реальности? Машеров признался жене, что о переводе в Москву с ним никогда не говорили. Вручая ему золотую звезду Героя Соцтруда, Брежнев бросил обидную фразу: «Вы сложились как местный деятель». То есть республиканский уровень — твой потолок… 

«Видишь это кресло?» 

Телевидение безжалостно показывало тяжелобольного человека, и страна была уверена, что Леонид Ильич уже определился с преемником. Гадали, кто он? Из уст в уста передавали рассказ о том, как секретаря ЦК по кадрам Капитонова будто бы вызвал Леонид Ильич. 

— Видишь это кресло? — спросил Брежнев, указывая на свое кресло. — Через месяц в нем будет сидеть Щербицкий. Все кадровые вопросы решай с учетом этого. 

Тогдашний руководитель Москвы Виктор Гришин тоже считал, что хозяин Украины Владимир Щербицкий — самый близкий человек к «Брежневу, который, по слухам, хотел на ближайшем пленуме ЦК рекомендовать Щербицкого генеральным секретарем ЦК КПСС, а самому перейти на должность председателя ЦК партии. Осуществить это Брежнев не успел. Недели за две до пленума ЦК он скончался». 

Хотя это всего лишь слухи. Леонид Ильич ценил Щербицкого. Но прочил его не на свое место, а на пост главы союзного правительства. От этой должности украинский секретарь уклонился. 

А вот бывший секретарь ЦК Валентин Фалин пишет, что однажды Брежнев сказал Черненко: «Костя, готовься принимать от меня дела». 

«Не исключаю, — добавляет Фалин, знающий толк в кремлевских интригах, — что те же слова в это же самое время слышал от него и кто-то другой. При всех дворах практикуются подобные игры». 

Когда Брежнев сделал председателя КГБ Андропова секретарем ЦК и с Лубянки перевел на Старую площадь, все решили, что больше всего шансов стать преемником у Юрия Владимировича. Но Андропову тоже сообщали, что такие же авансы делались и Черненко, и Щербицкому, и это заставляло его дополнительно нервничать… 

В реальности Леонид Ильич уходить не собирался. И о скорой смерти, как и любой нормальный человек, он не думал, поэтому его разговоры относительно преемника никто не воспринимал всерьез. Да и в его окружении всем было выгодно, чтобы он оставался на своем посту как можно дольше. 

Кому достается престол? 

Сейчас, наверное, не все помнят, но в позднесоветские годы смерть высших руководителей вызывала любые чувства, кроме сожаления и сочувствия. Видя, как меняет друг друга череда кремлевских старцев, страна была уверена, что каждый сам подбирает себе наследника. В реальности слово генсека ничего не стоило после его смерти. 

Помощник Андропова Аркадий Вольский рассказал историю, казавшуюся сенсационной: генсек, оказавшись в больнице, распорядился: «Заседания секретариата ЦК должен вести Горбачев». А тот, кто вел заседания секретариата, считался вторым человеком в партии. Следовательно, Юрий Владимирович хотел, чтобы полномочия второго лица и наследника перешли от Черненко к Горбачеву. Но его воля не была исполнена! 

Конечно, Константин Устинович Черненко и по своим данным, и по состоянию здоровья не мог быть лидером государства. Но таков был механизм советской власти, что после смерти Андропова именно Черненко возглавил страну. 

Мнение Юрия Владимировича не могло сыграть сколько-нибудь значимой роли при избрании его преемника. Аппарат живет своими законами. Даже ленинское завещание в свое время оставили без внимания, не то что предсмертную волю Андропова. 
Когда Андропова отвезли в больницу, откуда он уже не выйдет, в руках Черненко оказались все рычаги управления страной. Аппарат ориентировался на второго секретаря ЦК. Так что приход к власти Черненко после смерти Юрия Владимировича был так же предрешен, как и утверждение генсеком Горбачева. 

В последние два месяца жизни тяжелобольного Черненко именно Михаил Сергеевич уже фактически руководил текущими делами страны. Он вел заседания политбюро и секретариата ЦК. Он и был кандидатом номер один в генсеки. 

Есть только одно исключение в истории смены лидеров в нашей стране — Борис Ельцин покинул Кремль, твердо выразив желание, чтобы президентский пост занял Владимир Путин. Но он сам, что называется, передал власть из рук в руки. Совершенно особый случай. 

* * * 

Так как у нас действуют законы престолонаследия? 

Вождь собирается жить и править вечно. 

По собственной воле оставить высший пост? В нашей стране? Немыслимо! Пенсия — конец жизни. Прежний вождь немедленно исчезает. Хрущев еще официально не был лишен своих должностей, но новые люди на телевидении, радио и в газетах вычеркивали его фамилию из новостных выпусков. А на московских улицах снимали его портреты. Только что его славили со всех трибун. И нисколько не удивились, когда обвинили во всех смертных грехах. Наш человек привык: сегодня начальник, небожитель, за три версты шапку ломаешь, а завтра он — никто. Система! 

Поэтому вождь не думает о преемниках и никого из подручных не видит в роли наследника! Впрочем, когда он уходит в мир иной, его мнение и оценки в любом случае не имеют значения. Начинается новая эпоха, и хозяином страны становится тот, кто в момент смерти предшественника сумел взять в руки государственный аппарат. 

Теги: сталин, ленин, брежнев, хрущев, ссср, россия
https://www.novayagazeta.ru/articles/2017/12/06/74821-vozhd-ne-sobiraetsya-umirat


Комментариев нет:

Отправить комментарий